Отчаянная республика

Южно-Российские республики

Мифы и быль о ДКР

Строго говоря, сама Донецкая республика давно стала мифом. У слова “миф” в русском языке много смыслов.

И во всех смыслах история республики стала мифом. Для кого-то это нечто малодостоверное, какая-то ложная, надуманная информация, как миф о пришельцах. Для кого-то — просто красивая выдумка, вроде мифа о вечной любви. А для кого-то республика стала мифом в его первоначальном античном значении — сказанием о легендарных временах и героях.

За минувшие годы история Донецкой республики буквально обросла предрассудками, ложными толкованиями и псевдоисторическими гипотезами. Каждый, мало-мальски интересующийся историей нашего края, имеет на сей счет свое собственное мнение, которое чаще всего даже не может основываться на фактах: эти факты просто мало кто знал.

Все то вздор, чего не знает Митрофанушка

Порой приходится доказывать даже очевидное — то, что легко очень проверить по известным документам. Например, название республики. В момент своего провозглашения она называлась Донецкой. Донецко-Криворожской ее официально стали называть несколько позже. И, поскольку аббревиатура ДКР уже закрепилась в литературе, особо настаивать на ее пересмотре мы не будем.

Есть о чем поговорить помимо этого.

Рядовой донбассовец по-прежнему вообще не имеет никакого представления об истории Донецкой республики. В лучшем случае лишь слышал о ней краем уха. Если ориентироваться на наших “исторически сознательных” земляков, то обобщить их познания в области истории ДКР можно следующим образом.

Она была “придумана” большевиками, чтобы оторвать от Украины экономически наиболее развитую ее часть. Она явилась хитрой уловкой Ленина, с помощью которой он пытался остановить наступление немецких войск. Наконец, она не сыграла в истории практически никакой заметной роли, поскольку время ее жизни ограничивалось пятью неделями (с 9 февраля по 17 марта 1918 г.). Ничто из этого списка не есть правда. Даже напротив, факты напрочь опровергают все три мифа.

Правда, насчет третьего утверждения (дескать, республика вообще не сыграла никакой роли в истории) есть еще один “убийственный” аргумент: мы это в школе не проходили. Где-то таким образом прокомментировали журналисты киевской “Телевізійної служби новин” возложение 7 ноября 1998 года членами Интердвижения Донбасса цветов к памятнику Артему. Цитируем буквально: “До традицiйного мiтингу в Донецьку мiсцевi лiвi додали й оригiнальну акцiю. Вони вшановували пам’ять засновника створеної у 17-ому роцi Донецько-Криворiзької самостiйної республiки Артема… I хоча iсторики вважають подiю настiльки незначною, що вона не увiйшла анi до старих, анi до нових курсiв iсторiї, iнiцiатори мiтингу стверджують, що це було єдине свiтле, що було в Донбасi з революцiйних часiв”.

Это вполне типичный для киевской прессы способ подачи новостей: с огромным апломбом, с видом всезнайки, с поразительной безапелляционностью и при этом — почти ни одного слова правды. Разве что справедливо утверждение насчет забвения в учебниках истории Донецкой республики. Остальное переврано, включая год создания ДКР.

Забыли только горе-журналисты, что систему доказательства типа “я этого не учил, потому этого не может быть” еще в 18-м веке едко и удачно припечатал Фонвизин в своем “Недоросле”: “Все то вздор, чего не знает Митрофанушка”. К слову, “Недоросля” в школах проходят, но современные митрофанушки все равно ничего не поняли из этой комедии.

Крамольная республика

Я не претендую на то, чтобы изложить полностью историю ДКР. В этом сейчас уже нет необходимости. За годы поздней перестройки и ранней независимости, когда историческая наука получила возможность для некоторого “локального ренессанса”, внимание исторически сознательной донецкой общественности пусть и не так, как хотелось бы, но все же было привлечено к истории ДКР, начиная с большой статьи Виктора Шевченко “О Донецко-Криворожской республике” (1990) и организованной Интердвижением дискуссии о ДКР (с докладом на ней выступил историк Юрий Чарских) и заканчивая всплеском публикаций на эту тему в связи с отмечавшимся год назад 80-летием ДКР. В частности, Юлий Федоровский систематизировал большое количество исторических документов по этой теме, а Владимир Корнилов в “Донецком кряже” в статье “Забытая страна”, пожалуй, впервые рассказал о хозяйственной деятельности властей ДКР, масштабы и успехи которой напрочь отвергают тезис о каком-то “декоративном” характере Донецкой республики.

Многие из этих материалов уже сейчас доступны в Интернете, и со временем, уверен, сайт будет постоянно пополняться, превратившись в самое обширное собрание материалов по истории Донецкой республики. Так что было бы желание, а история ДКР уже давно не является тайной за семью печатями.

И в то же время, нельзя не признать: события тех лет очень долго и упорно замалчивались. Во втором (так называемом “сталинском”) издании Большой Советской Энциклопедии (БСЭ) тщетно искать статью о Донецко-Криворожской республике. Ее там нет. Но пусть митрофанушки не торопятся торжествующе потирать руки. Как только началась хрущевская “оттепель”, сначала в Краткой исторической, а затем и в третьем издании БСЭ специальная статья “Донецко-Криворожская республика” все-таки появилась.

Значит ли это, что нашли новые материалы о ДКР? Или ее роль и значение каким-то загадочным образом обрели новый смысл? А, может быть, Донецко-Криворожская республика была просто реабилитирована? Ведь точно так же внезапно в истории нашей страны “появились” Бухарин и Тухачевский, Мейерхольд и Вавилов — их тоже не было в “сталинской” энциклопедии.

Однако (как это часто было и с другими незаконно репрессированными), реабилитация жертв исторического произвола была “заморожена” в брежневские времена. Их не запрещали. Но и не пропагандировали. А часто даже препятствовали в деле изучения тех или иных подробностей. Известна история об одном восточноукраинском исследователе, которому не удалось в 70-е защитить кандидатскую диссертацию по истории ДКР: ВАК “зарезал” тему, как слишком крамольную. Мой коллега-журналист Игорь Сычев, историк по образованию, рассказывает, что о Донецко-Криворожской республике он впервые узнал не из учебников, не из специальных книг, а… из художественной литературы — о ДКР говорилось в повести Алексея Толстого “Хлеб”.

ДКР всегда была “крамольной” республикой. Советская официальная историческая наука не могла простить ей “просчетов в национальной политике”.

“Создание отдельной от Украины ДКР было проявлением ошибок в Советском национально-государственном строительстве, порожденных сложной обстановкой, отсутствием опыта”, — категорически утверждал энциклопедический справочник “Великий Жовтень i громадянська війна на Україні”.

Почему же все-таки столь единодушно советские историки “приговорили” к забвению Донецкую республику? Она несколько не соответствовала “генеральному курсу”, выпадала из общей схемы развития советского общества? Она казалась чем-то непонятным и чужеродным?

Пусть Донбасс забудет, что он — русский

Более чем откровенно и подробно о мотивах недовольства Донецкой республикой со стороны вышестоящих партийных товарищей высказался Николай Скрыпник, первый глава правительства Советской Украины, впоследствии занимавший несколько наркомовских постов. Его написанная еще в 20-е годы статья “Донбасс и Украина” предельно четко расставляет точки над “и”. Впрочем, в то время откровенности в публикациях было намного больше, нежели в последующие годы.

Главная “трагедия”, как он пишет, коммунистов в Малороссии состояла в том, чтобы “с помощью рабочего класса, русского по национальности или русифицированного, который презрительно относится порой даже к малейшему намеку на украинский язык и украинскую культуру, — с его помощью и его силами завоевать себе крестьянство и крестьянский пролетариат, по национальному составу украинский…”.

Так уж вышло, пишет Скрыпник, что “село на Украине по своему национальному составу почти исключительно украинское. Город состоит из элементов, по национальному составу русских…”. Однако дело, к сожалению, не ограничивалось лишь противоречием “город-село”. Скрыпник прекрасно понимал, что речь идет и о региональных различиях: “Главная масса пролетариата Украины находится в восточной ее части, в Донбассе. Во всех остальных частях и городах Украины пролетариат количественно и организационно весьма слаб”.

Отсюда Скрыпник выводил главную задачу коммунистов Украины: “Для того, чтобы осуществить свои классовые, пролетарские, коммунистические задачи, рабочему классу на Украине нужно, обязательно нужно не отождествлять себя с русским языком и с русской культурой, не противопоставлять свою русскую культуру украинской культуре крестьянства, напротив, нужно всемерно идти в этом деле навстречу крестьянству”.

Обратите особое внимание! Это — полное и откровенное теоретическое обоснование той жестокой украинизации, которую при Сталине осуществлял на Украине большевик Скрыпник, нарком просвещения УССР, на рубеже 20-30-х годов. Речь не шла о каком-то национальном возрождении, о возвращении к чему-то давно забытому, родному. Украинский Восток изначально и не был украинским ни по языку, ни по культуре. Но во имя “классовых, пролетарских, коммунистических задач” русское население Донбасса просто обязано было стать украинским. Так сказать, мимикрироваться во благо торжества классовых идей.

Это еще и, пожалуй, самое честное признание большевиками того, почему преимущественно русский Донбасс был в конце концов включен в состав Украины: того требовала мировая революция. Революция так и не стряслась, а Донбасс так и остался в составе Украины.

К слову, Скрыпник сам родом из Донбасса, был сыном ясиноватского железнодорожника. Когда стало ясно, что мировой революции не ожидается, и власть большевиков на сельской Украине достаточно укрепилась, Сталин завершил свою кампанию украинизации, а Скрыпник застрелился.

Но это случится позже. В те, охваченные пламенем гражданской войны и революционной горячкой, годы Скрыпник самым ожесточенным образом, до хрипоты противостоял идее создания отдельной республики на тех самых землях, которые он наметил в качестве плацдарма для “завоевания украинского крестьянства”.

Хотя Скрыпник попал в немилость, высказанные им идеи легли в основу официальной точки зрения на ДКР. Республика была признана ошибкой, если о ней и говорилось, то невнятно и стыдливо, дескать, были просчеты, с кем не бывает…

Неудобные границы

Изначальная (и, по большому счету, основная) причина создания Донецкой республики почему-то все эти годы ускользала от внимания исследователей. В момент создания ДКР 9 февраля 1918 года ее отцы-основатели не преминули напомнить о том, что у них были предшественники.

Когда во второй половине 18-го века закладывались основы административного деления Российской империи, ни о каком Донбассе, как о едином экономическом регионе, еще не могло быть и речи. Потому создавался и рос этот единый и внутренне взаимосвязанный хозяйственный регион в прежних административных границах. Они разделяли край буквально “по живому”, разрывая Донбасс между территориями, где порой довольно сильно разнились внутренние порядки. Достаточно сказать, например, что части таких крупных населенных пунктов, как Юзовка и Мариуполь входили в Екатеринославскую губернию и Область Войска Донского. Славянск, Краматорск и Старобельск входили в Харьковскую губернию, а криворожский железорудный бассейн был частью Херсонской губернии.

Вопрос о выделении Донбасса в единую административную единицу ставился давно. Как только император отрекся от престола, 13 (26) марта 1917 года был создан правительственный орган Временный Донецкий комитет, чьей задачей было планирование и регулирование экономического развития Донбасса как единого комплекса. Его главой назначили М.Чернышева. За 11 месяцев своего существования Донкомитет успел сделать немало, “по пути” обзавелся внутри себя рабочей эсеро-меньшевистской фракцией (Цукублин и др.) и был распущен в феврале 1918-го.
15-17 (28-30) марта 1917 года в уездном центре Екатеринославской губернии Бахмуте (Артемовске) состоялась Первая конференция Советов Донбасса (138 делегатов от 38 Советов), которая создала свое Информбюро с бундовцем во главе.

Уже 27 апреля в Харькове собрался I Областной съезд Советов Донецкого и Криворожского бассейнов (170 делегатов), который учредил Областной комитет Донкривбасса и принял положение об организационной структуре Советов Донецкого и Криворожского бассейнов. Главой Совета и его Исполкома стал эсер Голубовский. Всего в течение года пройдет еще три таких вседонецких съезда, каждый из которых будет иметь большое историческое значение. Например, только легитимность III Съезда Советов Донкривбасса позволит 25 декабря 1917 года вписать в коммунистические “святцы” как день образования УССР. Отмечая этот праздник до сих пор, украинские “левые” стыдятся, впрочем, упоминать, кем собственно была создана Советская Украина.

13-16 июля 1917 года в Харькове состоялась областная конференция РСДРП(б), которая создала собственный обком. Не сразу было решено, где он должен был заседать, в конечном итоге выбор остановился на Харькове. Своим руководителем большевики выбрали известного революционера Федора Сергеева (Артема), человека с легендарной судьбой, до того времени успевшего уже поучиться во Франции, поработать в Китае и создать Австралийскую соцпартию.

7 сентября 1917 года Артем информировал ЦК РСДРП(б) о создании революционного штаба, “верховного органа, не признанного Временным правительством и сосредотачивающего в себе всю власть на местах. Фактически это было декретированием республики Харьковской губернии”, как писал сам Артем.

И вот выходит, что, хотя сейчас любое упоминание о Донецко-Криворожской республике тут же обзывают “политиканством”, в действительности же ее рождение было вызвано самыми что ни на есть экономическими причинами — необходимостью сосредоточить в одном центре управление единым промышленным регионом.

Вопрос о пяти губерниях

В течение всего 1917 г. шло формирование националистических органов власти в Киеве. Именно в Киеве, поскольку никого кроме киевских националистов не представляла созданная 20 марта Центральная Рада. Собралась горстка членов националистических организаций Киева и объявила себя правителями всего Юга Российской империи. Тот факт, что Центральную Раду никто и никогда не выбирал, сейчас очень тщательно затушевывают все историки-националисты. Тем не менее, юбилеи провозглашенной Радой Украинской Народной Республики (УНР) в наши дни чествуют на самом высоком уровне, а Донецкую республику очень любят чванливо именовать “самопровозглашенной”. А ведь ее провозглашали делегаты, которых выбирали на всей ее территории. И легитимность ДКР куда выше, нежели законность Центральной Рады.

Впрочем, почти все государства в мире “самопровозглашенные”. Потому спорить на сей счет мы не будем, хотелось лишь только, чтобы наши читатели впредь давали должную оценку терминам вроде “самопровозглашенная республика”.

Почему-то историки мало уделяли внимания территориальным спорам Центральной Рады с Временным правительством. Между тем, в них — ключ к пониманию самой проблемы Донецкой республики. Споры эти были ожесточенными и длительными. Два раза делегация Рады отправлялась в столицу, чтобы с питерскими властями обсудить проблему границ своей юрисдикции.

Вот, как эти переговоры в июне 1917-го описывал впоследствии глава правительства Центральной Рады Владимир Винниченко:

“Измеряя территорию будущей автономии Украины, они коснулись Черного моря, Одессы, Донецкого района, Екатеринославщины, Херсонщины, Харьковщины. И тут, от одной мысли, от одного представления, что донецкий и херсонский уголь, что екатеринославское железо, что харьковская индустрия отнимется у них, они до того взволновались, что забыли про свою профессорскую мантию, про свою науку, про высокое Учредительное собрание, начали размахивать руками, расхристались и проявили всю суть своего русского голодного, жадного национализма. О нет, в таком размере они ни за что не могли признать автономии. Киевщину, Полтавщину, Подолию, ну пусть еще Волынь, ну ладно уж — и Черниговщину они могли еще признать украинскими. Но Одесса с Черным морем, с портом, с путем к знаменитым Дарданеллам, к Европе? Но Харьковщина, Таврия, Екатеринославщина, Херсонщина? Да какие же они украинские? Это же Новороссия, а не Малороссия, не Украина. Там и население по большей части не украинское, это, одним словом, русский край”.

Заметим, что текст воспоминаний Винниченко “Відродження нації” утопает в суесловии и славословии, но тем не менее, он не находит нужным долго распространяться на предмет того, что Россия, мол, отбирает себе исконные украинские земли, с преобладающим украинским населением, не заламывает руки по поводу того, как за границей Украины останутся “мільйони братів”, не тычет в нос оппоненту ворох писем украинцев-донбассовцев, страждущих воссоединиться с автономной Украиной. Хотя по общему стилю книги такое стенание очень просилось бы. Он ограничивается лишь упоминанием района Запорожской Сечи.

Сам того не замечая, Винниченко признал, что население этого края действительно не украинское. По меньшей мере, не совсем украинское. Единственное, что его обидело, так это то, что питерские собратья-социалисты (Винниченко был духовно близок российским эсерам и меньшевикам) не хотят делиться с ним портами, углем, железом. Судьба самого населения края Винниченко на самом деле мало интересовала.

Затем в Киев примчались для уговоров члены Временного правительства Терещенко и Церетели, позже прибыл Керенский. Два дня шли упорные дебаты. 15 (28) июля на бурном заседании Временного правительства заслушивали отчет о поездке в Киев. И на следующий день Рада получила свой “паспорт”, создающий видимость легитимного признания. Рада придавала этому документу столь же большое символическое значение, какое сейчас придается Большому российско-украинскому договору. Однако вместо ожидаемой Конституции (или, на худой конец, Статута автономии) киевские националисты получили “Временную инструкцию Генеральному секретариату Временного правительства на Украине”.

Три новороссийские (Екатеринославская, Херсонская и Таврическая), Харьковская (Слобожанщина) и частично Черниговская (Северщина) губернии изымались из ведения Центральной Рады. Присоединение их к украинской автономии было возможно лишь при условии, если население за это выскажется (коего мнения, заметим, в общем так никогда и не спросили).

И пусть митрофанушки кричат сейчас, что о Донецкой республике не писали в украинских учебниках. Однако этот вопрос — что есть эти пять губерний — Великороссия или Малороссия, или же вообще Новороссия — все равно был в числе первостепенных вопросов, которые приходилось постоянно решать в те бурные годы. И справедливость бесспорно требует того, что, если право на самоопределение было даровано Малороссии, в такой же мере оно должно было быть предоставлено и Новороссии.

На территории этих спорных губерний и была через полгода провозглашена Донецкая (Донецко-Криворожская) республика.

Сотворение государства

После штурма Зимнего 7 (20) ноября 1917 года Центральная Рада, несказанно обрадовавшись нежданно свалившемуся на их головы счастью, торопливо приняла свой III универсал, провозгласив создание Украинской народной республики (УНР). При этом пока еще осторожно добавлялось: “Не відділяючись від Російської республiки й зберiгаючи єдність”. По сравнению с Временной инструкцией Временного правительства на сей раз Рада изрядно расширила зону собственной юрисдикции. Безоговорочно Украиной объявлялись не только Киевская, Подольская, Волынская, Полтавская и вся Черниговская губернии, но и Екатеринославская, Харьковская, Херсонская и Таврическая. А вот с последней Рада допустила непростительный прокол, о котором сейчас тоже напрочь умалчивают учебники. После слова “Таврія” четко значилось “без Криму”.

То, что Рада не претендовала на Крым, мало утешало жителей Восточной и Южной Украины. 17 (30) ноября пленум Исполкома Советов Донкривбасса почти единогласно осудил III универсал Центральной Рады. Меньшевик Рубинштейн, эсер Голубовский, бундовец Бэр, большевик Артем решительно высказались против посягательств Рады на территорию Донкривбасса. И это при том, что большинство пленума проголосовало против большевистской резолюции о признании Октябрьского переворота.

В тот день Артем произнес свои довольно известные слова о необходимости создания “независимой от киевских центров самоуправляющейся автономной Донецкой области и добиваться для нее всей власти Советов”.

В это время изрядно запаниковали киевские большевики. Фигуры довольно слабые и, подозреваю, малопопулярные лично. В.Затонский, Е.Бош, Н.Скрыпник никак не могли добиться влияния в Киеве. Они настоятельно добивались подчинения себе непокорного Донкривбасса. На областной партийной конференции большевиков 5-6 (18-19) декабря 1917 года Артем делал доклад. В нем говорилось: “Донбасс должен представлять отдельную от Украины административно-хозяйственную и политическую единицу. И, так как здесь уже существует областная партийная организация, то нет никакой надобности в объединении во всеукраинском масштабе…”.

Когда в Киеве собрался I съезд Советов Украины (вообще-то история темная и запутанная до сих пор), то оказалось, что киевским большевикам нет смысла даже думать о возможности получить на съезде большинство. Скорее всего, не обошлось-таки без жульничества со стороны Рады, которая, вопреки всем регламентам и квотам, заполнила зал заседаний съезда своими людьми. “Оставалось искать место там, где пролетариат составлял более многочисленное, более сплоченное и более сознательное ядро”, — писал Скрыпник. Потому киевские большевики снялись с места и дружно убыли в Харьков.

Тут, как изображала всегда советская лубочная история, они слились в дружном порыве с делегатами III съезда Советов Донкривбасса. Итогом стало провозглашение (12) 25 декабря того, что позже станет УССР. К слову, название Советской Украины сохранялось то же, что и у Центральной Рады, — УНР. Отличались лишь названия правительств: у Рады — Генеральный секретариат, у большевиков — Народный секретариат. Последний возглавил Скрыпник.

Сейчас трудно говорить о том, что могло быть, если бы не свалившиеся на голову III съезда Советов Дон-кривбасса киевские политические погорельцеы. Есть мнение, что в Харькове еще до Нового года могла быть провозглашена Донецкая республика. Во всяком случае, I съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов Украины, как стали именовать себя объединенные депутаты, принял специальную резолюцию “О Донецко-Криворожском бассейне”. Съезд туманно объявил о том, что он “протестует против преступной империалистической политики руководства казацкой и украинской буржуазных республик, которые стремятся поделить между собой Донецкий бассейн, и будет добиваться единства Донбасса в пределах Советской республики”.

Однако это единение киевских и харьковских большевиков было мнимым. Оно могло держаться какое-то время лишь на личном авторитете Артема. Хотя официальная история КПСС придавала харьковскому съезду огромное значение, детали взаимоотношений двух большевистских лагерей особой гласности никогда не предавались.

О распрях рассказала одна из киевских визитерш Евгения Бош в своих мемуарах. Она писала, что в Харькове их встретили “не скажу чтобы совсем враждебно, но в их отношениях проглядывало нескрываемое недружелюбие”, даже в мелочах “давали понять, что приехавшие для них — нежеланные гости”. Харьковчане “не только не оказывали содействия в работе ЦИК и Народного секретариата, но значительно осложняли ее и во всем подчеркивали, что за деятельность этих учреждений они ответственности не несут”.

Спешно прибывший в Харьков мирить товарищей Серго Орджоникидзе новый 1918 год встретил… в дискуссиях, пытаясь убедить харьковских большевиков подчиниться Киеву. Харьковская конференция РСДРП(б) проходила аккурат в новогоднюю ночь. Скрепя сердце, харьковские большевики приняли тогда резолюцию, предложенную Орджоникидзе. Надо признать, поведение киевских большевиков выглядело неприглядно. Они постоянно слали в Питер телеграммы с доносами на харьковских коллег. 24 января (6 февраля) 1918г., например, предчувствуя неладное, В.Затонский отбил депешу в Совнарком РСФСР с требованием не допустить автономии Донецкого бассейна.

А как только Бош, Затонский, Скрыпник и их Народный секретариат отправились в Киев, который только что освободили, вышвырнув оттуда Центральную Раду, революционные войска, в Харькове тут же собрался IV съезд Советов Донкривбасса. О дебатах того жаркого дня 9 февраля 1918 года, в результате чего была провозглашена Донецкая республика, написано уже немало.

Напомним лишь, что теоретически основой споров стал принцип формирования будущего административного устройства Страны Советов. Киевляне усердно доказывали, что в основу должен быть положен национальный принцип выделения областей, харьковчане убеждали всех, что главным в построении будущей России должен стать экономический принцип. “Националистические предрассудки погибли с Центральной Радой и необходимо создавать Советские республики не по национальному, а по экономическому принципу. Сохранение же Донкривбассейна в рамках Украины было бы несправедливо…”, — говорил на съезде Артем.

Съезд избрал обком ДКР, куда вошли 5 большевиков, 3 эсера и 1 меньшевик, что опровергает расхожее мнение о том, что Донецкая республика — есть результат творчества одних лишь большевиков. Через пять дней было сформировано правительство ДКР в составе Артема, председателя и комиссара народного хозяйства; С.Васильченко, комиссара по делам управления; В.Межлаука — по финансам; М.Рухимовича — по военным делам; Б.Магидова — труда; М.Жакова — просвещения; В.Филова — суда; Б.Каменского — госконтроля.

Еще один миф, который беззастенчиво повторяет украинская националистическая историография, если речь заходит о ДКР, — будто бы ее создание было санкционировано Лениным и его ЦК. Чистой воды измышление! Как раз напротив, Питер, а позже Москва всегда были противниками автономии Донкривбасса — начиная с новогодней миссии Орджоникидзе. 13 февраля 1918 г. Артем отправил Свердлову телеграмму с уведомлением о создании ДКР. В ответ через четыре дня пришел хорошо известный в историографии окрик Свердлова: “Отделение считаем вредным”.

Тот факт, что украинские националистические историки не желают замечать присутствия в событиях тех лет Донецкой республики, объясняется отнюдь не тем, что республика “не сыграла в истории никакой роли”. Для них принципиально важно замалчивать создание ДКР. Иначе придется отказаться от мифа о том, что это “москали-большевики” поднимали бучу против “законного украинского уряда” — Генерального секретариата Центральной Рады, и признать, что создание Донецкой республики было инициативой самого населения региона, по крайней мере, его активной в политическом плане части.

Не зря легенду о том, что Артем имел санкцию Ленина на создание ДКР, распространял даже большевик Скрыпник. На самом деле Ленин был против Донецкой республики.

В борьбе на четыре фронта

Единственное, в чем Питер попытался использовать ДКР, так это действительно во внешнеполитических целях. Как раз в тот день, когда в Харькове провозгласили создание Донецкой республики, в Бресте представители выбитой из Киева и полностью деморализованной Центральной Рады подписали мир с немцами, согласно которому Центральные державы обязались вступить на территорию УНР, дабы взять ее под свою защиту. Именно руководитель немецкой делегации на переговорах в Бресте генерал М.Гофман убедил украинских националистов полностью порвать все связи с Москвой и объявить УНР независимым государством. Так на свет появился IV универсал Центральной Рады, а германские войска получили возможность под видом “миротворцев” оккупировать Украину.

Наркоминдел РСФСР Г.Чичерин отправил в Берлин ноту протеста по поводу того, что германские войска перешли границу Украины. Ленин 1 марта написал чрезвычайному уполномоченному СНК на Украине С.Орджоникидзе: “Что касается Донецкой республики, передайте товарищам Васильченко, Жакову и другим, что как бы они ни ухитрялись выделить из Украины свою область, она, судя по географии Винниченко, все равно будет включена в Украину, и немцы будут ее завоевывать”.

Так или иначе, Совнаркому ДКР пришлось сражаться и с Радой, и с немцами, и с киевскими большевиками, и с питерским руководством. Столица продолжала настаивать на том, что Донбасс — часть Украины. Состоявшееся в начале марта заседание ЦК РКП(б) при участии Ленина приняло постановление, где подтверждалось, что “Донецкий бассейн рассматривается как часть Украины”, и обязало партийные организации принять участие во II Всеукраинском съезде Советов. Ленин писал Орджоникидзе 14 марта: “Втолкуйте все это, т.Серго, крымско-донецким товарищам и добейтесь создания единого фронта обороны”.

Поездка Артема в Екатеринослав, где 17-19 марта 1918 года состоялись Всеукраинский съезд и подписание им “Декрета военных действий”, согласно которому, объединялись силы всех южнороссийских Советских республик (УНР, ДКР, Крымской, Одесской и Донской) официальной партийной историографией считается концом существования Донецкой республики. На самом деле ДКР продолжала действовать еще долго.

Донецкая республика сопротивлялась очень мужественно, и об этих упорных боях написано немало. Эти сражения дали повод к созданию многих легенд и сотворению своих героев. У ДКР была своя армия. Первоначально она насчитывала 8,5 тысячи штыков. Во многом в ее формировании помогла отошедшая с Румынского фронта 8-я армия. Ее выборный командующий А. Геккер стал первым командующим Донецкой армии. 7 апреля его заменил П.Баранов. 5 апреля создан полевой штаб Донецкой армии. К тому времени она уже насчитывала 13 тысяч человек. Это вам не 300 студентов под Крутами.

Несмотря на формальное подчинение всех военных сил южнороссийских республик Антонову-Овсеенко, армия действовала самостоятельно. Антонов-Овсеенко лишь 23 апреля (!) сумел установить связь с мобильным штабом сил ДКР в Луганске. Именно там после эвакуации из Харькова находилось руководство Донецкой республики. В мае Центроштаб и Донецкая армия организованно (и опять же без согласования с Антоновым-Овсеенко) отошли к Новочеркасску.

Донецкая республика продолжала действовать и в политическом отношении. 6 апреля 1918 года газета “Известия Юга” опубликовала известное воззвание правительства ДКР “Всем. Всем. Всем”, которое еще раз надо напомнить митрофанушкам:

“Киевское правительство Рады вторглось в пределы нашей Донецко-Криворожской Республики,
Мы, Правительство Республики, заявляем: Никакого мира без признания нашей Республики обеими сторонами быть не может…

Мы заявляем, что Киевское правительство не может ссылаться, завоевывая нашу республику германо-австрийскими штыками, ни на какие исторические и другие права, кроме права на завоевание. Киевскому правительству должно быть известно, что мы как особое объединение, существуем с первых же дней после свержения династии Романовых и как Республика – со времени Октябрьского переворота.

Таким образом притязания Киевского правительства на захват нашей территории ничем, кроме грабительских стремлений Киевского правительства, объяснены быть не могут”.

Подписали это воззвание Артем, Рухимович, Межлаук, Магидов. Среди них не было наркомов Васильченко, Филова и Жакова. Все трое стали жертвами внутриполитического кризиса в правительстве ДКР. Они категорически продолжали утверждать, что подчинение Донкривбасса Украинскому Советскому правительству пагубно отразится на развитии региона.

2 апреля Виктор Филов выступил в “Известиях Юга” с первой частью своей статьи “Кого судить”. Это был манифест упрямых автономистов. Вторая часть нигде не была опубликована. Уже в следующем номере газеты на следующий день было напечатано сообщение о том, что обком КП(б) Донкривбасса исключил Филова из партии. Такая же судьба ждала Васильченко и Жакова.

Однако и оставшиеся члены правительства ДКР не намерены были покорно подчиняться киевским коллегам. Донецко-Криворожский подпольный обком действовал до освобождения Донбасса от немецких и украинских оккупантов (январь 1919 года).

Руководители Донкривбасса весьма ревниво следили за попытками киевских большевиков укрепить свою самостийную Советскую Украину. В начале июня 1918 года члены обкома КП(б) Донкривбасса Межлаук и Шварц направили заявление в ЦК РКП(б) в Москву. Они в принципе соглашались с необходимостью “создания в дипломатических целях (для сложения ответственности с Российской Коммунистической партии за действия ее украинских членов) особой Украинской Коммунистической партии”. Но категорически возражали против “сепаратных политических выступлений отдельных центров”. Они все еще надеялись на то, что ЦК даст их обкому “определенные директивы для направления всей политической работы” в своем крае. Но ЦК был непоколебим: для влияния на всю Украину киевскому руководству был нужен Донбасс. Мнение самого Донбасса никого не интересовало.

Когда руководители ДКР вернулись в Донбасс или вышли из подполья, они вновь намекнули было на возможность возрождения Донецкой республики. В то время продолжала выходить газета “Донецко-Криворожский коммунист”. Мало того, на 20 февраля 1919 года была назначена областная партконференция Донкривбасса. Но постановление Совета обороны 17 февраля гласило: “Просить тов. Сталина через Бюро ЦК провести уничтожение” Донкривбасса. На том и порешили. Чтоб не высовывались. Про обещанный в свое время референдум для выявления воли народа Донбасса большевики забыли.

Донецкие руководители, правда, все равно не унимались. Еще через год, когда Советская власть утвердилась в Донбассе окончательно, в феврале 1920-го в Юзовке прошел съезд волостных ревкомов Юзовского района, который заявил: “Съезд настаивает на быстром экономическом и политическом слиянии Донецкой губернии с Советской Россией в едином ВЦИК Советов”. На печатях, которые сохранились на документах того времени еще отчетливо видно, что Юзовку считали частью РСФСР, а не УССР. Но, по всей видимости, к середине весны 1920 года сопротивление автономистов удалось сломить.

Судьба наркомов

В истории ДКР, несомненно, еще много белых пятен. Мало изучена хозяйственная деятельность ее правительства. А тут было чему поучиться. Не зря ведь из состава руководителей ДКР вышли, например, Моисей Рухимович (1889-1938), зампред ВСНХ СССР, нарком путей сообщения, с 1936-го — нарком оборонной промышленности СССР; и Валерий Межлаук (1893-1938), один из создателей Госплана, нарком тяжелой промышленности СССР. Это достаточно характерно, поскольку именно из Донбасса впоследствии происходили многие талантливые руководители Советской промышленности.

Обратите внимание на даты: в момент создания ДКР им не исполнилось и 30 лет! Столь же молоды были и другие наркомы. Самому старшему из них, Артему, в 1918-ом было всего 35. Существенны и даты смерти. И братья Межлауки, и Рухимович, и ряд других наркомов Донецкой республики были репрессированы в 1938-ом. О судьбе многих из них (в том числе и исключенных из партии в 1918-ом Филова, Васильченко и Жакова) нам ничего не известно. А ведь, наверняка, живы их потомки. Почему-то в дни юбилеев вспоминают лишь о здравствующем ныне сыне Артема, который живет в Москве. Поэтому, если у читателей “ДК” есть сведения о детях или внуках руководителей ДКР, мы будем вам очень признательны, если вы свяжетесь с нами по этому поводу.

Судьба самого известного из наркомов ДКР Артема не менее трагична. В 1921 г., как гласит официальная точка зрения, он погиб при испытании аэровагона под Москвой. Очень многие этой версии не верят. Популярность Артема у шахтеров Донбасса была невероятной. То, что главная улица шахтерской столицы до сих пор носит имя Артема, хотя память о нем изрядно выветрилась у современного населения края, говорит о многом. В его честь названы населенные пункты Украины, Азербайджана и Дальнего Востока. Поговаривают, что именно эта популярность не давала кое-кому покоя в далеком 1921-ом.

Не пришлась ко двору и Донецкая республика.

В завершение скажем лишь, что была еще одна причина, по которой ДКР не нужна была ни украинским националистам, ни ЦК КПСС. Дело не в крамольности Донецкой республики. В конце концов, никто же не обвиняет археолога, раскапывающего древний Семендер, в том, что он хочет возродить Хазарский каганат. Потому глупо воспринимать воспоминание о ДКР как некий призыв восстановить саму республику. Только забитый и раболепствующий обыватель боится такого символического значения Донецкой республики.

Подлинная же угроза, которая всегда таилась в популяризации ДКР, состоит в том, что республика эта будит социальное воображение. Будучи проявлением исключительно инициативы “снизу”, несанкционированной “верхами”, она как бы говорит потомкам-землякам: творите свою жизнь не по чуждым вам чертежам, делайте ее так, как удобнее вам в данный момент. Делайте себе жизнь для себя, а не для Киева, Москвы и Вашингтона…

Дмитрий КОРНИЛОВ

Добавить комментарий