Как пили в Донбассе

В Юзовке

по книге Т. Фридгута “Юзовка и революция”

“Алкоголь в немалой степени был виновником деградации, бедности и болезней рабочих Донбасса”. Так начинает израильский историк Теодор Фридгут посвященную алкоголю главу своей книги “Юзовка и революция”, которая вышла в двух томах в Соединенных Штатах.

В предыдущих статьях на основе материалов, собранных профессором Фридгутом мы рассказывали о том, каким был этнический состав Юзовки, об особенностях еврейской и украинской общины Юзовки на рубеже веков, а также о том, как в Юзовке питались. Сейчас речь пойдет о животрепещущей теме “Юзовка и спиртное”.

Юзовские уикенды

“Гораздо больше, чем религия, – продолжает Фридгут, намекая на известное изречение Маркса из введения к “Критике Гегелевской “Философии права”, – алкоголь был тем самым опиумом, который делал жизнь масс сносной. Алкоголь притуплял ужас от аварий на шахтах и выбросов газа, которых случалось так много, что они становились частью повседневной жизни. Алкоголь помогал рабочему не замечать той грязи, в которой жили он и его семья. Алкоголь скрывал от рабочего его безволие и тот жизненный тупик, в котором он оказался.

На дне стакана с водкой рабочий мог увидеть ускользающую манящую картину: кусок земли, на которой он когда-нибудь станет хозяином. И в то же время водка подтачивала его здоровье, отнимала у него зарплату и калечило его жизнь”.

Фридгут отмечает специально, что пьянство в Донбассе не было чем-то уникальным по сравнению с другими регионами. Автор статьи “Положение горнорабочих в Донецком бассейне” (“Юридический вестник”, 1890 г.) Е.Богутский писал, что на каждую шахту приходилось по пять-шесть питейных заведений. Казалось бы, это много, но в других районах России число трактиров на душу населения было выше, чем в Донбассе. Тот же Богутский писал, что в Питере в 60-х годах прошлого столетия один трактир приходился на двести человек. Однако статистические сведения по Бахмутскому уезду за 1884 год показывают, что один трактир приходился в наших краях на 458 человек. 8 августа 1892 г. в ходе встречи горнопромышленников с Екатеринославским губернатором известный организатор промышленности Николай Авдаков приводил такие цифры: в Юзовском округе одна школа приходилась на 2.040 жителей, одна церковь – на 509, а трактир – на 570 человек.

Да, трактиров в Донбассе было меньше, чем в столицах, но нигде больше влияние питейных заведений на социальную жизнь не было столь впечатляющим, поскольку никаких других форм отвлечения внимания рабочих тут не существовало.

Фридгут отмечает одну деталь, которая может показаться довольно неожиданной. В пьянство в Донбассе ударялись не только русские. Мертер Тидфил, город, откуда были родом валлийские рабочие, приехавшие вместе с Юзом, сам по себе как раз отличался сильным пристрастием к спиртному. Валлийцы умудрились перенять у русских страсть к крепким выражениям и не менее крепким напиткам настолько, что Юз за это был вынужден многих из них отправить домой.

Русские шахтовладельцы Рутченко и Рыковский на территории своих поселений запрещали трактиры. Но их рабочие находили выход: они топали пешком три-четыре версты в Юзовку, чтобы провести там в кабаках целый день. Специалист по техническому образованию Е. Гаршин, который знакомился с Донбассом в 1891 г., был удивлен тем, как много в юзовских трактирах народу из окружающих поселков.

Юз у себя трактиры не запрещал: как полагает Фридгут, сказывалась валлийская кровь. Но, когда в 1876 году князь Ливен, у которого Юз купил землю под завод, задумал пересмотреть условия сделки, совершенной за семь лет до этого, он распорядился открыть прямо перед заводом два кабака. Юз слал в Министерство финансов гневные письма, требуя эти заведения немедленно убрать. В противном случае Юз грозился остановить завод. Он мотивировал это тем, что при наличии трактиров в такой близости от предприятия все равно сделает работу завода невозможной.

Напивались шахтеры в основном по воскресным дням. Они гуляли чаще всего на базарной площади Юзовки под пристальным надзором усиленных отрядов полиции. Не случайно два крупнейших социальных потрясения дореволюционной юзовской истории – забастовка 1874-го и холерный бунт 1892-го – начались именно в воскресенье, с пьяных глаз. К слову, уже к 1875 г. относится первая попытка официально запретить кабаки, расположенные на расстоянии двух километров от завода или шахты.

Большую пользу в борьбе с алкоголизмом приносили артели. Там, где труд шахтеров был организован именно таким образом, атмосфера артели помогала развивать чувство личной ответственности рабочего перед товарищами и превращала питие из попытки уйти от действительности в некий вид социальной церемонии. В.Мехмандаров, который в 1905 году опубликовал работу “Заболеваемость горнорабочих Юга Росии”, рассказывал, что в таких артелях было принято покупать полведра водки (6,6 литра) в месяц на всю артель, к тому же запрещалось пить ее по воскресеньям и отдельно от остальных членов артели. Однако такие случаи были крайне редкими.

В существовании повального пьянства в Донбассе, как и повсюду в России, обвинялись евреи. В 1884 году в земском отчете утверждалось, что рабочие, по их собственным словам, могли бы жить нормально, но вот “Пенюков мешает”. “Пенюков” (чаще писали “Пеняков” было в то время собирательной кличкой евреев, скорее всего это было искажением слов “Бен Яков”, сын Якова). Рапорт жандармского командования в 1887-ом сообщал, что в районе завода Новороссийского общества (завод НРО, “завод Юза”, ныне ДМЗ) есть восемь питейных заведений, из них шесть или семь принадлежат евреям. Через два года аналогичный рапорт сообщал уже об 11 кабаках, принадлежащих евреям.

Впрочем, и не-евреев, владевших трактирами было предостаточно. Дронов, Брусилов и Титов, самые известные в Юзовке хозяева питейных заведений, были русскими. Даже англиканская церковь держала в Юзовке пивную.

То, что случалось в Юзовке во время пьянки, обычно не описывали нормальными словами. Промышленники вообще относились к этому с каким-то страхом, как к проявлению некоей потусторонней силы. “Начиная с субботы сразу после выдачи жалования вплоть до вечера в понедельник трактиры в Горловке битком набиты людьми, – говорится в сборнике статистических сведений. – Питье сопровождается криками, невообразимым шумом, песнями, руганью. Питье не прекращается ни на минуту ни днем ни ночью на протяжении всего этого времени. Позже рабочие рассказали нам, что это случается каждый раз, как выдают зарплату, а концом служит момент, когда все деньги пропиты, и трактирщик больше в долг не дает”.

Контрабанда из-за Кальмиуса

Экономические последствия таких пьянок были экстраординарными. Один бухгалтер рассказывал, что из 15 тысяч рублей, которые он выдавал рабочим, 12 тысяч оставались в кабаках. Богутский привел подсчеты для одной шахты: после выплаты зарплаты полторы тысячи рабочих не выходили на работу в течение 3-5 дней. В результате они теряли на штрафах в сумме 54 тысячи рублей в год. Несли убытки не только рабочие, поскольку в такие дни, даже, если на предприятии оставался кто-то трезвым, все равно никакой работы не производилось.

То, что после таких пьянок, случались беспорядки с увечьями, грабежами и убийствами, показывают трагические события августа 1892-го, вошедшие в историю под названием “Холерный бунт”. После него полиция специально возбудила уголовные дела против тех, кто спаивал рабочих.
Именно после бунта Съезд горнопромышленников Юга России обратился к правительству с просьбой ввести в регионе государственную монополию на торговлю. В принципе у этой акции было много противников. Авдаков заклеймил позором “помещиков, самогонщиков, кулаков, русских крестьян и евреев”. Именно он считал виновными в спаивании рабочих. Однако, по мнению Фридгута, многие шахтовладельцы втайне способствовали открытию кабаков, ибо получали с них какой-то немалый доход.

Тем не менее в 1893 году решение о госмонополии на спирт в Донбассе было принято. Все питейные заведения должны были находиться в собственности государства. Работать они должны были с полудня до четырех часов дня. Обязательно закрывались они в выходные и в течении трех дней после выдачи зарплаты. Кроме того дозволялось брать напитки лишь навынос, и запрещалось пить в самом заведении.

Это положение вводилось лишь на территории Екатеринославскрй губернии. Однако контрабанда спиртного с того берега Кальмиуса, из области Войска Донского достигла таких размеров, что Съезд горнопромышленников обратился к Министерству финансов с просьбой распространить госмонополию и на донских казаков.

Но остановить рабочих было ничем невозможно. Как утверждает писатель И.Гонимов, жены юзовских шахтеров поощряли даже посещения мужьями революционных кружков, только чтобы не пили. Шахтеры, по разным подсчетам, особенно одинокие, оставляли в кабаках больше половины жалования. Причем пили все, даже средний и высший персонал.

С началом первой мировой войны, как известно, был введен “сухой закон”. Результаты этой акции настолько поразили всех в Донбассе, что шахтовладельцы под впечатлением от подъема производительности обратились к правительству с просьбой не отменять “сухого закона” и после войны.

Местная пресса вовсю пропагандировала опыт безалкогольной жизни. Безалкогольные Пасхи, “чайные свадьбы”, на которых не распивалось спиртное – все это весьма приветствовалось в то время. Так что организаторы аналогичных мер в 1985 году не были пионерами в этом вопросе.

После проведенной ими массированной пятимесячной кампании за отмену “сухого закона” богатые купцы в Бахмуте (они сильно страдали от него) попросили губернатора разрешить снова свободную торговлю водкой, губернатор отказался это сделать и передал вопрос на рассмотрение местного органа самоуправления. Итог голосования в горсовете: 20 против 8 за сохранение “сухого закона”.

Журналист Ю.Волин, посетив Юзовку в 1917 году, поразился происшедшим переменам. Рабочие явно пили меньше, хотя антитрезвенники тоже, как и в Бахмуте, не дремали. Впрочем, отмечает Фридгут, из остальных местностей Донбасса по-прежнему продолжали приходили известия о разбоях и убийствах в дни выплаты жалования.

Осенью 1917 года когда уже повсюду начались волнения в Бахмуте совместным решением горсовета и городского общественного комитета было решено уничтожить свыше восьми миллионов литров водки и спирта, запасы которых пролежали на складах на протяжении военных лет. Особо подобранная команда приступила к этому делу, причем содержимое бутылей выливалось в реку. Однако народ сразу же узнал об этом “святотатстве” и ринулся к реке с ведрами и кастрюлями.

Один догадливый гражданин побежал в казармы, где кавалерийский батальон, взгроможденный на лошади, как раз ожидал отправки к новому месту службы. Когда им сообщили, что народное имущество гибнет, кавалеристы штурмом овладели складами и стали продавать трофейную водку любому желающему по очень сходной цене. Уже через час все дороги, ведущие в Бахмут, были битком забиты народом.

На следующий день в городе были разграблены все продуктовые лавки, поскольку публике нужна была zakuski (так это слово передал профессор Фридгут). Все бахмутские евреи покинули город, ибо ожидали погромов, а пьяные солдаты стали развлекаться, стреляя по железнодорожным семафорам. 200 рабочих дружинников из Константиновки и Дружковки, которых прислали навести порядок, были обвинены в том, что они помогают “буржуям”, и отправлены назад. Харьковское командование искало какой-нибудь гарнизон поблизости, надежный в такой мере, чтобы поручить ему подавление беспорядков. Но поиски оказались тщетными.

Лишь 12 сентября, когда пьяный народ выдохся, а к городу подошли полторы тысячи дисциплинированных солдат, которые пригрозили Бахмуту обстрелом, порядок был восстановлен. Харьковский Совет специально направил в Бахмут агитаторов из большевиков и эсеров, которые явились в качестве подкрепления 25-му батальону под командованием полковника Курелика, в результате чего Бахмут вернулся к подобию нормальной жизни.
Что ж, “Руси веселие пити”.

Дмитрий КОРНИЛОВ, “Донецкий кряж”

Добавить комментарий